Поздно каяться, ОН уже здесь! 4й лвл!

Мы старались как могли, но... не будь я Харкнесс, мы таки погрязли в окаянстве и не раскаиваемся!

---

Ваще нет слов, как шикааарно!

30.08.2015 в 14:04

Пишет  Rayo.:

глупый малиновый далек...
и зеркало… таки нарисовал ЭТО. наверное, на какое-то время зеркало способно отвлечь далека (глупого, малинового) – пока он его не экстерминирует со злости. а вот эхо – гораздо забавнее и долговечнее, далек будет до бесконечности вопить «EXTERMINATE!!!», получая в ответ то же самое. закружится, как белка в колесе

@темы: не моё, Доктор

---

Я сама была такою, nдцать лет тому назад ))

Чтоб отвлечься от постылой уборки, тащу позитивный моб у ~Фиона~
Покажите ваши фотки 20-летней давности) Плюс-минус год не критично) Ну и уж 10-летней, чтоб вспомнить и улыбнуться
мне еще очень понравился обзор по годам, как у Лис зимой, но я пока не осилю такое.

Присоединяйтесь, кто смелый!

фото 1995г.

Мне 13, первая поездка за пределы нашей Родины, в Турцию, первая любоффф и резкий переход в именно подростковый возраст. Запоминающийся год.

фото 2005г.

Это меня подруга фоткала, чтоб задарить будущему мужу мой прекрасный портрет))


это не так интересно, я уже постила похожее на 9е мая. Но все же - первая поездка в Питер, и первая вылазка с будущим мужем ))

@темы: флэшмоб, о себе

---

Узнай свое настроение

@темы: тестик

---

и мальенькая радость

От дорогой любимой Хетта мне пришел прощальный теплый привет уходящего лета из Севастополя.
Очень-очень душевно и радостно!

жалко только исходящий штемпель машинный и нечеткий

@темы: postcrossing, позитив

---

А.Н.К.Л. is love

Ну вот, меня настиг приступ жесточайшего фангерлизма!
Арми-Арми-Арми-ми-ми-ми ____

А теперь я выдохну и расскажу по порядку. Во-первых, это атмосфера ретро, она царит начиная от желтоватого и теплого эффекта старой пленки. Это картинка, яркость которой угадываешь. Кино словно снято на старую пленку Свема, или как ее там. Меня накрыло погружение в детство, в гайдаевские комедии про Шурика. Это было так неожидано и приятно, что просто А еще волшкбные наряды 60х годов, автомобили, порой ретро-футуристические, яхты... И Рим, красивый, солнечный, страстный.

Отдельно на атмосферу играет музыка. Тут просто поверьте, что она ххороша и в тему. И она задает комическую составляющую, Т е. ты слушаешь музыку, смотришь на лица героев, которые в общем-то ничего смешного не делают в это время, и смешься совершенно искренне и радостно.

Еще мне понравилось, как внезапно картинка на экшене начинает расползаться на куски, как комикс. На одной половине куда-то бежит Илья, на другой Наполеон и все это вместе складывается в живую атмосферу движения и параллельного действия. Без "а в это время за углом" - вот оно тут все разом, только успевай смотреть.

И конечно, Ричи умеет показать красивых мужиков красиво. Это еще по Холмсу было ясно. Т.е. ты на миг забываешь про сюжет, про все и просто прижав руки к груди вздыхаешь, от полноты чувств, от восхищения, свуна, кавая и просто эротического возбуждения.
Потому что сыграли очень хорошо все, даже эпизодический Грант, которого я не особо люблю, но тут он будто постаревший Премьер из Реальная любовь - на своем месте.

Курякин - это такой могучий атлант, рабочий из скульптуры Веры Мухиной. Почти Халк, только красавчик. Халк - крушить! В этой разрушительной силе он прекрасен, как и в робкой нежности к партнерше, которая не находит прямого выхода. А мы только вздыхаем: - Аааввв! - и закусываем губу, потому что даже *о божи-божи* даже робкого поцелуя не...

А Соло - Бонд, Такой вот прям класчический победительный и неотразимый плей-бой. И девушки эти, итальянки, мода 60х. В общем мне еще и кусочек Бондианы времен Коннери подарили. Да, я помню, что Бонд агент британский. Но такая вот ассоция.
Наполеон хорош, ямочка на подбородке, все как я люблю.Но в этот раз, я не могу, меня накрыло Арми. Еще и по старым дрожжам трехлетней давности. У супермена небыло шансов против одинокого рейнджера моего сердца

В общем, клич Арми-ми-ми-ми! становится тэгом

И фотощки

@темы: Арми-ми-ми, Кино

---

Брэдбери. Горжусь нами!

Сходила в предварительную статистику, наша командасреди первых 50. Это наивысший результат для меня, как для капитана команды. И не устаю повторять - команда у меня просто молодцы!

И у нас даже есть красивый дженовый внеконкурс. Вот, рекламилую )))

Особенно приятно, что на днях был юбилей нашего мэтра - 95 лет. и мы не посрамили.

Репост про сборник, который хотелось бы почитать

"«Театр теней» - это два сборника под одной обложкой: сборник рассказов и сборник небольших автобиографических эссе, в которых авторы антологии рассказывают о том, что для них значит Рэй Брэдбери. Каждый рассказывает свой персональный рассказ о знакомстве с писателем, но в одном они очень похожи на то, о чём рассказал я вам выше – встреча с Брэдбери стала одним из поворотных моментов в их жизни.

В сборнике двадцать шесть авторов, я, до того, как прочесть эту книгу, был знаком с творчеством лишь четырёх из них – Нила Геймана, Джо Хилла, Дэвида Морелла и Харлана Эллисона. Да и то, у первых двух я до сих пор прочёл лишь несколько рассказов, Морелла знаю только по его «Рэмбо» (да, тому самому), и только Эллисона читал в достаточно большом объёме (трёхтомник «Поляриса»). Все остальные имена мне ничего не говорили, но имя Брэдбери обещало (и не обмануло), что результат будет отличным.

Рассказы очень хороши, есть гениальные, которые я обязательно буду перечитывать, есть просто хорошие, слабых и плохих нет. Возможно, как-нибудь в дальнейшем я и расскажу по отдельности о некоторых из историй антологии, но считаю, что особой нужды в этом нет - лучше прочтите их сами. Постапокалипсис, магический реализм, мистика, социальная фантастика, лингвистические шарады, рассказ о космических колонизаторах, краткая биография Мэрилин Монро, темпоральная драма, высокая литература, голливудские хроники – рассказы этого сборника очень разные, по жанрам, по сюжетам, по стилистике, но они объединены одной атмосферой. Это признания в любви, это письма благодарности, это тепло, пронесённое через всю жизнь, не погасшее, а разгоревшееся пламя, освещающее тьму. Благодаря Брэдбери, зажглось много костров, мир стал ярче и светлее. Словно светило, он одаривает всех вокруг своими лучами, и теперь воспитанные им писатели отбрасывают тени, которыми и являются истории этой книги. «Театр теней», которого не было бы без света." (с) e-bath.livejournal.com/650860.html

Может быть, кому-то будет интересно.

@темы: Брэдбери, ФБ-2015

---

Макси

Макси-квест в этом году наступил внизапна. И я горжусь командой, что перед лицом дедлайна мы выстояли.

Чисто дженовое макси с легким флером гета. Я бы сказала, для детей и юношества, но глубокой морали в нем нет.

21.08.2015 в 18:27

Пишет  fandom Bradbury RD 2015:

fandom Bradbury RD 2015: Макси. Часть 1

Название: По эту сторону живой изгороди Часть канона: "И все-таки наш" Автор: fandom Bradbury RD 2015 Бета: fandom Bradbury RD 2015 Размер: макси, около 23 600 слов Пейринг/Персонажи: Энис Каннингем/Пай Хорн, Питер и Полли-Энн Хорны, доктор Уолкот и другие Категория: джен, гет Жанр: драма, романс, фантастика Рейтинг: PG-13 Краткое содержание: Когда тебе шесть лет и ты обнаруживаешь в саду нового дома живую изгородь из шиповника, легко поверить, что за ней спит волшебным сном заколдованное королевство. И, как ни странно, это оказывается почти правдой, вот только кто сможет снять наложенные чары? И стоит ли вообще разрушать волшебство? Для голосования: #. fandom Bradbury RD 2015 - "По эту сторону живой изгороди" Энис успела вдоволь наглядеться в запыленное окно, выпить необычно вкусного чаю из термоса, подремать, перекусить сэндвичами, еще поглазеть в окно и, наконец, смертельно устать от вынужденного безделья. Она сидела тихо, как и положено приличной девочке, которой впервые посчастливилось отправиться в межзвездное путешествие. Но не благопристойность и воспитание были тому залогом, а естественное нежелание разбудить папу и прикорнувшую над книгой мисс Стэмфорд. Папа всхрапнул, вздрогнул и открыл глаза. Энис просияла. – Долго нам еще? – спросила она шепотом. Отец извлек из жилетного кармана массивные часы. – Еще, час, милая. Соскучилась? – Да! Только говори, пожалуйста, тише, а то тетя Элен проснется и снова примется ворчать. Папа улыбнулся в усы, и лукавые морщинки показались из-за тонкой оправы очков. – Не сердись на тетю, Эн. Она всю жизнь прожила в колледже, не так-то легко менять жизнь, когда тебе за пятьдесят. – Я не сержусь, папочка, – горячо зашептала Энис. – Но разве можно не радоваться, если у нас будет большой дом, и сад с настоящими вишнями, и ты будешь чаще бывать дома. А может быть... – она смутилась, – может быть, когда все устроится, мне можно будет завести щенка! Она выдохнула эти слова и замерла, как осужденный в ожидании приговора. Глядя на бледное, неподвижное личико девочки, озаренное пламенем надежды, никто не смог бы решиться это пламя погасить. – Конечно, Эн. К Рождеству, я думаю, уже можно будет взять щенка. Но, чур, тете Элен ни слова! Пусть привыкает к переменам постепенно! И тихонько рассмеялся. На космодроме семейство Каннингем уже ждал доктор Уолкот. Он долго и горячо жал руку отцу, затем церемонно поклонился Энис и тете Элен, от чего последняя несколько смягчилась. И всю дорогу, пока они катили на тележке чемоданы к автостоянке, пока усаживались и ехали в их новый дом, доктор Уолкот, не умолкая ни на миг, все повторял и повторял, как он рад, что профессор Каннингем согласился переехать на Землю. – Вы сами увидите, – говорил он, крутя руль, – мальчик очень способный для своих лет! Я писал вам в прошлом месяце, что он собрал настоящий радиоприемник, хотя Бог весть каких усилий ему это стоило в его-то положении! Но он хочет учиться, хочет общаться, и наш замысел имеет шансы на успех. Новый дом был огромный и пустой. Привычная мебель, расставленная сотрудниками транспортной компании, смотрелась здесь немного сиротливо и виновато – как встреченный после долгой разлуки старый друг выглядит внезапно постаревшим. – Папа, тут прекрасно! Гораздо лучше, чем на Венере. Из окна открывался прекрасный вид на поля... – Я же говорил вам, Элен, сам воздух Земли пойдет на пользу и вам, и Эн. Все будет замечательно. Отец расставлял книги в своем новом кабинете, тетя Элен придирчиво инспектировала кухню. Энис взбежала по лестнице в мансарду и распахнула окно в комнатке со старомодными обоями в мелкий цветочек, где уже стояла ее старая кровать. Внизу простирался сад, тенистый, слегка запущенный и притягательный. – Папа, можно я пойду в сад? – Конечно, детка. – Только не уходи далеко! Тут могут быть Животные! – окликнула тетя Элен, выглядывая в гостиную. Земных животных тетя Элен никогда не видела и потому боялась больше всего на свете. Подгоняемая любопытством и смехом отца, Эн ступила в неизведанный мир сада. На Венере они жили в университетском городке, где, конечно, был парк, но ни один парк на терраформированной планете не сравнится с настоящей, буйной и разнообразной земной растительностью. Энис робко разглядывала каждый куст, каждое дерево, потом, после недолгого колебания, стала отщипывать с каждого по одной пламенеющей алой, еще не вполне зрелой, но полной солнечного сока, ягодке. Так, под вишнями и яблонями, средь смородины и крыжовника дошла она до дальней границы сада – живой изгороди из дикого и невероятно колючего шиповника в мелких желтоватых цветах. Она сразу узнала это растение по картинкам из книги сказок и восторженно замерла, опьяненная ароматом, а потом опрометью бросилась в дом. – Папа! Папочка, у нас за садом начинается зачарованный лес! Там спит принцесса Шиповничек, и никто не может ее потревожить! – В чем-то ты права. – Папа вышел из кабинета. – Если нам повезет, заклятье над соседнем замком разрушится у нас на глазах. Золотой вереницей пролетели теплые летние дни. Профессор Каннингем почти каждый день уходил на несколько часов, иногда улетал на их новом вертолете в город, а Энис помогала тетушке в саду. Оказалось, что собирать ягоды приятно, хоть и немного скучно, зато потом можно по локоть извозиться в них, выдавливая сок для желе, и никто не будет за это ругать. А первого сентября за ней приехал огромный желтый автобус и отвез в школу. И с тех пор дни замелькали будто бы еще быстрей. На Венере времена года отличались лишь количеством дождевой воды, обрушивавшейся на город в течение суток. На Земле все было по-другому. Стало холодней, сад наполнился медью, охрой и пурпуром. Ребята в школе готовились к Хэллоуину, обсуждая костюмы и мечтая, кого было бы здорово напугать. Энис нарядилась ведьмой. В плаще, остроконечной шляпе, с маленькой метлой под мышкой она в нетерпении прохаживалась по гостиной. Но, как всегда, когда чего-то очень ждешь и заранее готов, время словно назло замирает и каждая секунда растягивается в наполненную скукой вечность. Оставался еще целый час до заветной минуты, когда Фрэн и Молли заедут за ней на старинном автомобиле, который водит их дедушка, и они поедут в город колядовать. Мысли Энис понеслись по знакомому маршруту школьного автобуса вперед над влажным асфальтом и затормозили, натолкнувшись на белеющий в гуще сада домик по соседству. Как она могла о нем забыть! Конечно, с соседями она не знакома, но сегодня такой день, когда стоит только постучать в любую дверь – и получишь огромный леденец! Решено! Она не станет тратить время даром. Тихонько щелкнула приоткрытая дверь, Эн бесшумно пробежала по упругому покрытию вертолетной площадки, по лужам вдоль высоких живых изгородей. Поворот, еще несколько десятков шагов – и вот он, чужой сад. Эн замерла на миг, не решаясь переступить невидимую границу, а потом решительно зашагала через лужайку к дому. И громко постучала в дверь. Дверь приоткрылась сразу, будто только ее и ждали. Прямо перед Эн на пороге обычной гостиной, почти в точности такой, как их собственная, стоял кто-то в удивительном костюме из голубых треугольников, на уровне ее глаз на проволочках покачивались три больших голубых глаза. – Потрясающий костюм! – выдохнула Энис восторженно. – Я – Энис Каннингем, ваша соседка. А тебя как зовут? – Пай, – голос был высоким и звонким, как птичья трель. Эн шагнул в дом, желая лучше рассмотреть наряд соседа. К своему изумлению, она обнаружила, что глаза поворачиваются, неотрывно следя за ней, и моргают пышными светлыми ресницами. На гладких матовых гранях представшей ее глазам пирамидки не было и намека на швы или молнии. Энис робко протянула руку и коснулась пирамидки на уровне плеча. Незнакомец отпрянул, бесшумно переместившись на насколько шагов правее. – Тебе нельзя меня видеть! Уходи! – Почему? – Так будет лучше для всех, – каким-то странным, более низким голосом, словно копируя кого-то, произнес непонятный ребенок и отступил еще глубже в дом. – Меня будут ругать. – И скрылся из виду, будто растаял в тени. На обратном пути из города Эн было задремала, убаюканная мерным покачиванием автомобиля. Пахло сушеными яблоками, сырой листвой, воздушной кукурузой в карамели, тыквенными пирогами и тем особенным запахом праздника, который никто не может описать, но все безошибочно узнают. Молли и Фрэн шушукались, и чем громче они это делали, тем больше Энис прислушивалась. – Ты видела? Какой костюм был у Дика! Вырядился пиратом, а саблю таскал с трудом. Даже взмахнуть ею не мог как следует! А леденцов ему насыпали куда больше, чем мне. – Фрэн с сожалением поправила крылья, которые держала в руке, чтобы не сломались в дороге. В другой руке у нее был вместительный мешок со сладостями. – Подумаешь, леденцы! Их и у меня сколько угодно, и всяких конфет навалом. Зато мне дали огромную плитку шоколада, больше десяти дюймов. Помнишь старую деву с кошками, которую мы дразнили в прошлом году? – раздался шорох рвущейся фольги, и Молли явила свету плитку шоколада, угощая подругу и кузину. – Она вытащила ее прямо из кармана фартука – люблю, говорит, хорошеньких девочек. Не вспомнила меня, вот повезло! Эн тоже отломила себе кусочек. Шоколад был вкусный, с кусочками арахиса, и совсем не пах кошками, как она боялась. Несколько минут в салоне стояла тишина. – Мальчишкам все равно больше дают, – снова начала жаловаться Фрэн. – Вон хотя бы Том Миллиган. Сделал костюм робота из коробок и доволен, и ему все ахи и охи достаются! А у девочек костюмы всегда лучше и опрятнее. – Но ты ведь не обязана уметь летать, а Эн – колдовать, – рассудительно заметила Молли. – Вот и Дик не машет саблей, а таскает ее за поясом. И Том не нажимает кнопки на своих коробках, а только машет руками и ходит, не сгибая колен! Так что не ной. Фрэн обиженно насупилась. – Говорите что хотите, все равно самый лучший костюм я сегодня видела на мальчике из соседнего дома, – доедая кусок шоколада, заявила Эн. Она хорошо относилась к кузинам, но они ведь знают далеко не все на свете. Реакция на ее слова была неожиданной – одна девочка ахнула, а глаза другой стали большими, «с чайные блюдца», как говорит тетя Элен. – В соседнем доме? – Да. – У Хорнов, что ли? – Говорю же! – Эн раскраснелась. Неужели они ей не верят? – Он даже двигал глазами, и ресницами хлопал! Я такого ни у кого не видела! – А правду говорят, что Хорны ненормальные?! – Молли жадно склонилась к Энис, будто желая любой ценой узнать, что происходит в доме ее соседей. Эн стало не по себе. – Полегче, юные леди, – прикрикнул на них с водительского места дедушка. В зеркале заднего вида были видны резкие складки между его бровями. – В нынешние времена много кого можно так назвать, да не всегда это стоит делать. – Да, дедушка. Извини, мы больше не будем, – кузины, зарумянившись, одновременно опустили головы – рыжую и темную. Эн подумала, что никакое это не раскаяние – вон как хитро девчонки улыбаются друг другу. – Молли, а что говорят про Хорнов? – тихо спросила она, наклонившись поближе к кузинам, когда уверилась, что нагоняй закончился. – Толком те, кто у них не был, не знают. А кто были – не говорят. Но взрослые шепчутся, что они крепко не в порядке, – ответила Молли громким шепотом. – Ты их видела? Мальчишки говорят, что они и не люди вовсе, но мы не очень-то верим. – Я… Я видела только мальчика в костюме. В очень хорошем костюме, с механическими деталями, и они двигались вверх-вниз и в стороны. – Эн задумчиво пожевала губу, решив не говорить никому, кроме папы, о странностях Пая. – Наверное, они мало с кем общаются, эти Хорны, вот и сделали ему красивый костюм на Хэллоуин, чтобы порадовать. – А… – Да он не захотел разговаривать, и я ушла. – Девочка зевнула и откинулась на спинку сиденья. – Что-то я засыпаю, совсем устала. Извините. В ноябре пошли дожди, деревья совсем оголились, а потом пришла и зима. Свой первый снегопад Эн встретила в школе и еле дождалась окончания урока, чтобы выскочить на улицу вместе с другими ребятами. Снег ложился на плечи и волосы детей крупными пушистыми хлопьями, а растаяв, превращался в обычную воду, как и было написано в книжках. На вкус вода тоже была обыкновенной – это Эн выяснила, дождавшись, пока все отвернутся, и поймав снежинку на язык. Тетя Элен, конечно, выругала бы ее за такое, потому что в воде могут быть Микробы… Но тетя Элен дома, украшает дом к Рождеству – а снег вот он, падает с неба, похожий на комки сахарной ваты. Как тут устоять? Потом Энис казалось, что с того дня – Дня Первого снегопада – все стало немножечко волшебным. Как в тех сказках, которые она читала в детстве, не представляя, что такое снег, или катание с горки, или летний солнечный день. Волшебство продолжилось уже через пару дней, после школы, когда Эн, разомлевшая от чая с бисквитами, приготовилась провести пару часов за книжками. – Собирайся, – сказал папа, хитро улыбаясь. – Через час поедем за твоим подарком. – Папочка! – ахнула Эн. – За щенком, да? Мы поедем за щенком? – Ты же не хочешь испортить сюрприз, верно? Ну-ка, давай скорее и без расспросов! Торопливо одевшись, Эн скатилась вниз по лестнице и была поймана у ее подножия тетей Элен. – Энис Каннингем! – воскликнула тетя, поднимая брови почти до середины лба. – Куда ты так несешься? Здесь ведь можно легко себе что-то сломать. Разве так должна спускаться с лестницы воспитанная девочка? Будь мы в колледже, я бы велела тебе подняться и вновь спуститься вниз как подобает! – Тетушка, милая моя тетушка! – Эн радостно чмокнула тетю в щеку, окунувшись в запахи пудры и карамели. – Как же хорошо, что мы не в колледже, а здесь, на Земле, и снег, и Рождество на носу! Правда? А мы с папой едем за подарком, и наверняка сейчас можно спуститься с лестницы чуть быстрее, чем положено! – Озорница, – вздохнула мисс Стэнфорд, отпуская Эн. – Надеюсь, ты не сломаешь себе шею до того, как вырастешь. Это бы очень огорчило твоего отца и меня. – Я очень-очень-очень постараюсь! – Эн побежала к дверям. Она могла бы обидеться на вечную тетину заботу, если бы не знала, что та искренне за нее волнуется. Просто такая уж она, тетя Элен, всегда всего боится. Папа рассказывал, что на Венере от несчастного случая погиб тетин жених, поэтому всерьез злиться на нее у Эн не получалось. – И я обещаю выбрать самого лучшего и дружелюбного щенка, чтобы тебе было легче к нему привыкнуть! Эн показалось, что в доме что-то упало. В дороге папа не отвечал на вопросы, лишь улыбался, и Эн оставалось только смотреть на незнакомые холмы вокруг, наполовину заснеженные, наполовину зеленые, с торчащими голыми деревьями на вершинах. Она даже начала думать, что папа везет ее вовсе не за щенком, но почти сразу увидела знак – возле дороги стояла вывеска со стрелкой, и на ней в кругу была нарисовала собака. Большая, пушистая, золотого цвета – как будто поле спелой пшеницы, которое Эн однажды видела в августе, взяли и перенесли на собачью спину, бока и живот. Когда папа свернул в ту сторону, куда указывала стрелка на вывеске, Эн снова поверила в то, что ее самая заветная мечта вот-вот сбудется. Вопреки ожиданиям Эн, питомник выглядел как обычный дом – большой, с садом и двором, облицованный настоящим деревом, без всякого стекла, бетона и плексигласа. И жили в этом доме самые обычные люди – по крайней мере, те, что вышли навстречу, мистер и миссис Мак-Мэхон, выглядели самыми обычными. Вместе с людьми жило несколько собак – они оказались еще лучше, чем на вывеске. Эн позволили погладить одну между пушистых висячих ушей, и это было лучше, чем гладить самую дорогую игрушку или коврик, что бы там ни говорила тетя Элен. В просторном доме Мак-Мэхонов пахло чистотой, травами и свежим хлебом. Изнутри дом выглядел тоже вполне обычно, разве что мебель была очень массивная и на полу лежали собачьи игрушки – мячики, две мягкие игрушки и косточка. Взрослые посмеивались, глядя, как Эн приплясывает от нетерпения, но к щенкам ее пустили только после того, как она не только разулась и сняла пальто, но и помыла руки специальным антибактериальным мылом. – Щенки еще маленькие и легко могут заболеть, – объяснила эти меры предосторожности миссис Мак-Мэхон. Эн вовсе не хотелось, чтобы кто-то из-за нее заболел, поэтому она безропотно подчинилась. Надо же, оказывается, беспокойство тети Элен насчет бактерий не всегда беспочвенно. Наконец гостей провели в комнату, где в специальном манеже резвились щенки. Они были толстенькие, пушистые, разных оттенков золота – от совсем светлого до темно-медового. Эллис Мак-Мэхон рассказывала Эн о характере каждого щенка, пока ее муж занимался взрослыми собаками – надо было вымыть им лапы, прежде чем пускать в дом. Эн самозабвенно возилась со всеми пятью зверенышами, но больше всего ей понравилась одна собачка по кличке Дейзи – спокойная и игривая одновременно. Когда Эн сообщила о своем выборе взрослым, оказалось, что папа тоже наблюдал за щенками. Улыбаясь, он сказал, что принял бы такое же решение, а это означало, что они совсем скоро заберут Дейзи домой. Переговорив о чем-то с миссис Мак-Мэхон, папа вывел Эн из комнаты и присел рядом, глядя ей в лицо. – Ну, милая, ты довольна? – Да, папочка. Думаю, мы с Дейзи поладим. Она просто чудесная! – Скажи, ты ведь понимаешь, что Дейзи – живая? – он внимательно всматривался в лицо дочери. – Что она не игрушка, которая будет делать то, что ты захочешь? Ты понравилась заводчикам, но они хотят быть уверенными, что за детенышем будут хорошо ухаживать. Я договорился, что в ближайший месяц буду работать еще меньше, чтобы вы с тетей Элен и Дейзи привыкли друг к другу, но многие обязанности по уходу за новым членом семьи лягут на тебя. Помнишь, мы говорили об этом? – Конечно, папа, – Эн посерьезнела. Разумеется, она понимала, что собака – не игрушка, что ее нужно будет кормить, выгуливать, дрессировать и возить к ветеринару. Она даже была готова делать это полтора десятка лет ради возможности завести пушистого преданного друга. Ну, по крайней мере, ей хотелось в это верить. – Отлично, – улыбнулся папа в усы, – значит, сегодня забираем Дейзи домой – только подождем, пока хозяева соберут ее вещи. В коробке, которую им выдали Мак-Мэхоны, был кусочек старой подстилки Дейзи, чтобы лучше спалось в новом доме, и пара ее любимых игрушек. Эн заволновалась, что дома ничего не готово к прибытию нового жильца, но папа успокоил ее, что заказал все необходимое с доставкой на дом. По пути домой Дейзи сначала возилась в коробке, пока Эн гладила ее по шелковистой спинке, но потом расслабилась и задремала. Энис же всю дорогу не могла успокоиться, представляя, как изменится ее дальнейшая жизнь. Мечта сбылась, надо же! Можно будет играть с собакой, гулять, бегать наперегонки, исследовать весь этот огромный прекрасный мир, начинающийся прямо от двери дома. Цветы в саду, заросли кустарников, деревья на холмах вдалеке, а потом, может быть, дальний лес, с огромными деревьями, поросшими виноградом, – все это будто замерло в ожидании отважной исследовательницы и ее верного друга. Дом встретил их запахом яблочного пирога с корицей и необычным видом – пол нижнего этажа был застелен ковровыми дорожками, а возле двери стояли мешки с собачьим кормом и множество коробок. Тетя Элен вышла из кухни, внеся с собой новую волну аппетитных запахов. – Так вот это Животное? – произнесла она сурово, глядя на содержимое коробки в руках девочки. Дейзи, высунувшая было мордочку, чтобы принюхаться, занервничала и спряталась обратно. Тетушка побледнела и сцепила ладони, будто защищаясь. Одно дело покормить птиц зерном, наблюдая за ними издали, и совсем другое – знакомство с новым членом семьи, который будет жить с тобой в одном доме. – Полно, Элен, вы подружитесь, – серьезно сказал папа, сверкнув очками. – Только не пугайте кроху. Ее зовут Дейзи, и ее только сегодня забрали из семьи, а к нам она еще не привыкла. Спасибо, кстати, что позаботились о дорожках и получили мой заказ. Суставы щенка могли бы пострадать, бегай она по гладкому полу. – Я не хотела никого пугать, – мисс Стэнфорд поджала губы. – Но мне тоже ко многому трудно привыкнуть. Надеюсь, мы с Дейзи первое время не будем встречаться слишком часто. Я рада помочь вам и племяннице, Ричард, и проследить за работами по дому, и расписаться в квитанции, но всему есть свои пределы. Не требуйте от меня невозможного. Пирог в кухне на столе, всем спокойной ночи. Не дожидаясь ответа, темная фигура тети Элен поплыла вглубь дома. Папа, хмыкнув, провел Эн в мансарду, где они постелили Дейзи матрасик, накормили и напоили ее. Потом папа начал рассказывать, как надо обращаться со щенком, и оказалось, что быть хозяйкой животного не так-то просто, особенно когда оно маленькое. Профессору даже пришлось договориться, чтобы Эн пару недель не ходила в школу – чтобы Дейзи не оставалась одна, ведь тетя Элен вряд ли быстро преодолеет свою неприязнь к животным. Еще с этого дня Эн нужно будет следить за множеством вещей – чтобы на полу ничего не валялось, чтобы в мисках всегда был свежий корм и вода. Нельзя будет позволять щенку грызть и тянуть тряпки, нельзя кормить собаку до прогулки, нельзя, чтобы Дейзи первые два месяца прыгала со ступенек, и еще множество «нельзя» вошли в жизнь Эн вместе с собакой. Может быть, ей временно придется даже переехать на первый этаж. Девочка вздохнула, решив, что это все же не так страшно, как прожить всю жизнь без собаки. Без вот этой прекрасной собаки, которая уже спала, свернувшись клубочком на подстилке. После Рождества, самого лучшего Рождества в жизни Энис – с заснеженным двором, рождественскими пирогами и дрессировкой Дейзи – дни потекли еще быстрее, чем раньше. Эн в самом деле пришлось переехать на первый этаж, когда выяснилось, что постоянно носить собаку вверх-вниз по лестнице девочке тяжело, а Дейзи отказывается терять хозяев из виду больше, чем на десять минут. Однажды собака вырвала отклеившийся от стены кусок обоев, чем привела тетю Элен в состояние, близкое к панике, – впрочем, тогда стало понятно, почему все рождественские венки были повешены тетушкой на изрядном расстоянии от пола. Однако все эти неприятности меркли в сравнении с дружбой Дейзи и Эн, которая становилась все крепче. Прошло всего лишь три недели, а девочке было непонятно, как она жила раньше без этого мокрого кожаного носа, норовящего залезть в каждую раскрытую ею тетрадку, без виляющего хвостика и топота лапок Дейзи, ищущей маленькую хозяйку, когда та в очередной раз наливала себе теплого молока на кухне или тайком от взрослых залезала в шкафчик с конфетами. Эн хотела бы угостить и щенка тем, что сама любила, но папа рассказал ей, что собакам нельзя сладкое и мучное, а шоколад для них – вообще яд. Различие между Дейзи и девочкой было тем удивительнее, чем ближе становились они друг к другу. Иногда Эн даже была уверена, что Дейзи понимает все, что ей говорят, и даже читает мысли. А тетя Элен немного привыкла к щенку и начала следить за тем, чтобы корм появлялся вовремя в собачьей миске, когда все остальные члены семьи были в школе и на работе. Однажды Дейзи лизнула тетину ладонь, и мисс Стэнфорд, конечно, взвизгнула от неожиданности, но потом просто вымыла руку обычным мылом, абрикосовым, а не той антибактериальной гадостью, которой приходилось пользоваться на Венере. Более того, она потом даже погладила щенка по голове – пусть еле касаясь и затем снова вымыв руку, но погладила! Эн так широко открыла глаза от изумления, что немедленно подверглась легкому нагоняю за то, что глазеет, а это не подобает воспитанной барышне. Сделав вид, что ей очень стыдно, она, тем не менее, решила, что тетя хорошо адаптируется к новым условиям. Мисс Стэнфорд смирилась с наличием бактерий в доме и даже уже произносила это слово без такого ужаса, как раньше, но других, «диких» бактерий, она все равно не привечала. «У нас уже есть свои микробы, зачем нам еще? Марш мыть руки и лапы!» – говорила она всякий раз, когда Эн с Дейзи возвращались с прогулки. Папа снова стал работать как обычно. Временами он возвращался хмурым, но начинал улыбаться, как прежде, после того как Дейзи приносила ему мячик и скакала вокруг, требуя внимания и ласки. Несколько раз приезжали гости из института, однажды дом посетил даже доктор Уолкот. От него пахло морозом и табаком, а еще одеколоном, будто он специально собирался куда-то, где нужно «соответствовать статусу», как выражалась тетя. Доктор тепло поприветствовал девочку и, ласково потрепав Дейзи по ушам, ушел разговаривать с папой в кабинет. Дейзи в этот момент задремала, и Эн решила поискать потерянную собакой специальную косточку, которую щенкам нужно грызть, чтобы у них вырастали хорошие зубы. Она совершенно не специально пошла в сторону кабинета – только после того, как прошлась по кухне и заглянула за мебель в гостиной. В кабинет Эн пускали редко – это было место, где папа читал или работал, а значит, ему нельзя было мешать. Сейчас ей хотелось как снова посмотреть на кабинет – на темные корешки книг с золотым тиснением или тускло блестящие завитушки на лампе, которую ей не разрешали трогать, – так и узнать, чем обеспокоены папа с доктором Уолкотом. Может быть, папина работа не ладится, и им придется все бросить и вернуться на Венеру, где не будет ни шиповника, ни костюмов на Хэллоуин, ни – о ужас! – Дейзи? Этого Эн страшно не хотелось. Косточка нашлась в коридоре, но Эн, подобрав пропажу, не вернулась в свою комнату. Дверь кабинета была приоткрыта, и девочка учуяла приятный запах виски – это был напиток «для особых гостей», один папа никогда его не пил. Ей не было видно никого даже в замочную скважину, поэтому она прижалась щекой к полированному косяку и навострила уши. – Мы все еще топчемся на месте! – услышала она печальный голос доктора. – Восемь лет. Восемь лет после этого сбоя мы не знаем, как разрешить вопрос! Если бы не громадные суммы, потраченные на то, чтобы замять скандал, от услуг компании отказался бы весь мир. Я боюсь, что мы никогда не решим проблему и не вернем семью Хорнов обратно. Папа вздохнул, и от щек Эн отхлынула кровь. Неужели ее худшие опасения сбываются? – Семья Хорнов здесь, Уолкот, – девочка узнала мягкие интонации папы. Точно так он разговаривал с ней, когда ей было очень грустно, или страшно, или снились кошмары. – Они здесь, в доме за изгородью. Они смеются и плачут, их сын умеет чертить перпендикулярные прямые и умножать дроби. Он собрал радиоприемник, не узнавая ни единой детали из тех, что видел на схеме. Мы не можем их бросить, да нам и не позволят. Нельзя закончить эксперимент, который протекает сам по себе – знай только записывай данные и снимай показания с приборов! Глядишь, там и теоретики наконец объяснят, что именно с ними происходит, и придумают, как вернуть все обратно. – Вы правы, Каннингем. Вы правы, а я расклеился. Сбежал с празднования в институте, чтобы поплакаться вам, – вы ведь знаете, что Томпсон получил ученую степень? Все радуются, закатили настоящий кутеж… – Рад за Томпсона, – сухо ответил папа и немного помолчал. – А скажите, Уолкот, – спросил он через минуту, – вы по-прежнему думаете, что Пай Хорн будет лучше себя чувствовать вне общества других детей? Может быть, общение со сверстниками способствовало бы его социализации… – Что навело вас на такую мысль? – Труды по педагогике, конечно, а еще вопрос, заданный мне Паем пару дней назад. Он спросил, есть ли у меня дети. Кажется, в парнишке проснулся интерес к сверстникам. – Увы, – в голосе доктора слышалось искреннее разочарование. – Мы не можем рисковать его психикой. Вы знаете, как бывают жестоки дети. Пая никто не примет как своего, и никто не захочет превратить своего ребенка в кубик, только чтобы поиграть с бедным мальчиком в мяч. Пока ему придется обойтись книгами, мультфильмами и обществом взрослых. В доме послышались слабые взвизги – Дейзи искала хозяев. Эн поспешила вернуться к собаке, пока она не прибежала к кабинету и своей бурной радостью не выдала ее присутствие. Перебирая шелковистую шерсть, девочка радовалась тому, что они с папой точно останутся на Земле и не бросят Дейзи. Она вспомнила, как была счастлива, когда везла щенка домой, и на ее глаза навернулись слезы. Потерять Дейзи было бы ужасно – к тому же неизвестно, кто бы стал ее новым хозяином. Вдруг ей было бы одиноко или с ней плохо бы обращались, кормили одним хлебом и отказывались с ней играть. Эн всплакнула от того, какая ужасная участь миновала ее питомца, и вспомнила, что Паю, соседскому мальчику, тоже не дают играть с другими детьми. В этом, пожалуй, был смысл – если с ним действительно случилось что-то необычное, а взрослые говорили именно об этом, то ребята вроде Молли могли бы обижать его. Поначалу и на Энис немного косились в классе, только потому, что она выросла на Венере и все земное ей было в новинку. Потом дети привыкли к тому, что она многое видит впервые – опадающие листья, или снег, или сосульки, – и даже подружились с ней, но девочка еще помнила отчуждение первых дней знакомства. Эн стало стыдно оттого, что она хотела подарить Паю подарок на Рождество, но совсем забыла об этом. Она ведь все время знала, что ему не разрешают ни с кем видеться – он сам ей и сказал в тот единственный раз, когда она постучала в дом Хорнов. Даже если его нельзя увидеть, всегда же можно передать подарок, например, через папу, раз он часто навещает соседей. Эн решила придумать что-нибудь, что может порадовать мальчика, и непременно подарить это на первый же праздник, который будет в календаре. Случилось так, что возможность пообщаться с Паем Эн получила намного раньше, чем накопила карманных денег на выбранный ею в подарок радиоконструктор. Пасмурным февральским воскресеньем они с Дейзи резвились на мокрой траве возле живой изгороди, как вдруг в кустах раздался шорох. Эн подумала было, что это какое-то дикое животное – енот, а может быть, даже барсук, и сделала поводок совсем коротким, приготовившись уносить ноги вместе с собакой. Однако из кустов явилось совсем другое – голубая проволока с большим, опушенным ресницами глазом высунулась сквозь шиповник и застыла, качаясь из стороны в сторону. – Привет, – через пару секунд пропел знакомый Эн высокий голос. – Меня зовут Пай, помнишь? – Да, помню. – Эн заинтересованно рассматривала моргающий глаз. Может быть, это не глаз, а микрофон? И мальчик что, все время ходит в этом костюме? Что же с ним случилось? Может быть, у него ужасное заболевание кожи и он даже говорить может только с помощью специального устройства, поэтому и чирикает, как птичка? – Можно, я пройду к тебе? – задал вопрос глаз, вернее, Пай. – Ты не испугаешься? – Ну… – Эн задумалась. – Я не испугаюсь, но если у тебя заболевание кожи, не подходи к нам с Дейзи близко. Если я подхвачу какую-нибудь заразу, тетя Элен с ума сойдет и никогда-никогда больше не выпустит меня из дома. А как ты полезешь в этом костюме через изгородь, у тебя что, есть лестница? – Мне говорили, что другие дети могут напугаться, увидев меня, – глаз, хлопнув напоследок ресницами, исчез в зарослях. – Но я ничем не болею, так что заразить тебя не могу. В шиповнике что-то зашуршало, а потом Эн с трудом поверила своим глазам, потому что Пай Хорн почему-то очутился рядом с ней прямо в этом своем хэллоуинском наряде, и она была уверена, что он не перелезал через изгородь. Большие глаза на проволочках покачивались в разных направлениях и моргали, будто изучая окрестности, саму Эн и Дейзи. Собака дружелюбно завиляла хвостом. – Это Дейзи, это Пай, – представила их друг другу Эн. – Кажется, ты ей нравишься. А как тебе удалось пройти через изгородь? Я как-то пробовала просунуть сквозь шиповник руку, но только вся исцарапалась, и папа потом два часа доставал из меня колючки. Тетя так напугалась, что ранки воспалятся, что залила меня дезинфектантами с ног до головы. – Твоя тетя настолько пугливая? – пропел Пай. Он не двигался с места, только глаза разглядывали то Дейзи, то Энис. – Мне царапины мажут йодом, и они заживают. Никаких дезинфектантов, – старательно выговорил он незнакомое слово. – Мы долго жили на Венере, – Эн подошла поближе к мальчику. Она снова видела этот костюм пирамидки без швов и молний, моргающие глаза, и ей было немного неуютно. Как будто что-то было неправильно – может, то, что она не видела его ног? Вот если бы закрыть глаза, наверняка было бы намного лучше, но тетя Элен говорила ей, что воспитанные девочки не закрывают глаза при разговоре, это неприлично. – Там очень сыро, и даже в жилом куполе любая царапина может так сильно воспалиться, что придется ампутировать руку или ногу, иначе получится заражение крови. Микробы там другие, не такие, как на Земле. Папа говорил, что люди э-во-лю-ци-он-но не приспособлены к венерианским микробам. – Твой папа – профессор Каннингем? – прожурчал Пай, качнувшись в сторону от Дейзи, когда та попробовала потереться о него. – Да, именно, – важно подтвердила девочка. – Дейзи, сидеть! Прости ее, она очень дружелюбная. Ее выводили как собаку-компаньона, поэтому она всех любит и не годится в охранники. А ты не мог бы снять этот свой костюм? Он, конечно, замечательный, глаза двигаются, ресницы… Но мне как-то не по себе, когда я тебя не вижу, а вижу пирамиду с глазами. – Понимаешь… – голос Пая стал ниже и тише. – Дело в том, что я в некотором роде и есть… пирамидка. Вернее, ты меня так видишь. – То есть это не костюм? – разум Эн отказывался понимать то, что мальчик говорил ей. Вот эта пирамида и есть Пай Хорн, мальчик, не похожий на других, с которым ее папа занимается математикой? Она невольно отступила на пару шагов. – Нет, – глаза на проволочках поникли, глядя в стороны. – На самом деле я нормальный, у меня две руки и две ноги, но когда я появлялся на свет, что-то пошло не так. И теперь я в другом измерении, а все остальные люди видят как бы проекцию меня в ваше измерение. Проекция выглядит как голубая пирамидка с глазами. – То есть ты как будто заколдованный? – Эн успокоенно вздохнула. Пай не пирамидка, а всего лишь заколдованный мальчик, прямо как принцесса Шиповничек из сказок. Надо же, она, Энис, тоже попала в сказку. Ей стало понятно, почему доктор Уолкот с папой так говорили о Пае, и она пожалела беднягу. Ему действительно нельзя было ходить в обычную школу и играть с нормальными детьми. По крайней мере, с большинством из них. – Да, – согласился Пай. Пирамидка качнулась, будто мальчик пожал плечами. – Правда, это не так плохо. Я вижу много интересного, чего не видят нормальные люди, и у меня получается кое-что, чего они не могут. Как с изгородью. Я ведь не перелазил через нее, я проскользнул сквозь нее. – Проскользнул? – Эн уставилась на пирамидку, то есть на Пая, в удивлении и восторге. – Между веток? Но там так тесно… – Я же говорил, – ресницы на глазах Пая захлопали, а сам он будто надулся от гордости. – Я скользнул между тем, из чего эти кусты состоят. Видишь ли, все вокруг колеблется, и я это вижу. Что-то больше, что-то меньше, сильнее или слабее. Однажды, чтобы избежать нагоняя, я попробовал скользнуть по щелям между этими штуками, и у меня получилось. Я прошел сквозь стену, так что через изгородь даже легче – видела бы ты, какая пустота между этими ветками! Наверное, и слон бы пролез! – Ничего себе! Да ты волшебник! – Эн почти захлопала в ладоши. – А ты не можешь расколдоваться? Стать нормальным мальчиком? – Нормальным… – один глаз на проволочке уставился прямо в лицо Эн, тогда как остальные отвернулись. – Зачем? Конечно, мне не дают разговаривать с другими детьми, зато меня постоянно возят в институт на обследования, меня учат хорошие учителя и мне не надо ходить в школу. Я общаюсь с лучшими умами современности. К тому же, ты ведь меня не боишься? Может быть, если я встречу других детей, с ними тоже будет не так уж плохо. – Папа говорил, что дети жестоки и не примут… непохожего на них мальчика, – голос Эн дрогнул, когда она представила, как повели бы себя с Паем ее школьные знакомые. – Они могут и не испугаться тебя, но могут обидеть. Закидать огрызками, например. – В самом деле? – теперь в ее сторону повернулись все три глаза. Эн показалось, что голос Пая прозвучал пронзительней и резче. – Ну… Они говорят, что ты ненормальный, – собравшись с духом, выпалила Эн. – А ненормальных не любят. С ними не разговаривают, и не зовут на день рождения, и не садятся рядом в школе. Дразнят, врут про задания и занятия… – Ну, я в самом деле ненормальный. Но мне не хочется, чтобы меня дразнили. – Глаза похлопали ресницами и поникли. Эн догадалась, что так бывает, когда мальчик расстраивается. – Наверное, доктор Уолкот и мои родители правы, говоря, что будет лучше для всех, если меня никто не будет видеть. – Пай… – Эн подняла руку, но не решилась похлопать его по плечу, вернее, по тому, что должно было быть плечом. – Я тебя не боюсь. И мы можем поиграть, если тебе хочется, или вечерами гулять вместе, раз уж ты можешь проходить сквозь шиповник. Я буду выгуливать Дейзи, и мы будем играть втроем. Это так весело, вот увидишь! Давай увидимся здесь завтра вечером, после семи. – Давай, – глаза Пая снова захлопали белесыми ресницами. Эн удивилась, что он не проявил особенной радости. – А во что мы будем играть? – Можно бросать Дейзи палочку или мяч, а она будет приносить. Можно кидать мяч друг другу, можно бегать наперегонки или друг за другом, можно играть в прятки, особенно если перебраться в наш сад. Можно найти доску и рисовать на ней. Можно играть в магазин, или в поездку, или в школу, да во что угодно! – воодушевленно воскликнула Эн. Еще бы, здесь, на Земле, можно было играть даже в летучих обезьян, не боясь наткнуться в траве на какое-нибудь жгучее растение, или рассадить руку, или подхватить инфекцию, и тут было такое количество предметов для игр, которое ей никогда и не снилось на Венере. Целый мир, каждый предмет в котором можно было использовать для игры. – Главное, чтобы никто тебя не увидел и нас не наругали. – Хорошо. До завтра, Энис Каннингем и Дейзи, – прожурчал Пай и снова исчез. Эн теперь знала, что он каким-то образом просачивается через ветки, и смотрела во все глаза, чтобы увидеть, как это происходит. Ничего не вышло – вот Пай здесь, и на гранях пирамидки играет тусклый свет закрытого облаками солнца, и вот его нет, и только шорох за изгородью показывает, что ей это все не приснилось. Домой Эн шла, глубоко задумавшись. Дейзи трусила рядом, довольная долгой прогулкой. Как-то случайно получилось, что Эн оказалась внутри очень странной истории – ведь даже если рассказать кому-то, что Пай выглядит как пирамидка, ей не поверят и будут считать ненормальной. Ненормальной, как Пай Хорн. Да и правда ли все то, что он ей рассказал? Эн решила спросить у папы. Профессор Каннингем, как всегда, зашел поговорить с Эн вечером. Дейзи вскочила и начала прыгать вокруг его ног – успела соскучиться, хотя не видела хозяина какой-то час. Энис читала, сидя за своим столиком для занятий. Читать вечером сказки намного приятнее, чем учебники днем, особенно если рядом стоит чашка вкусного чая с шиповником и лежит начатая плитка шоколада. – Как прошел день? – Папа поцеловал Эн в макушку и присел на краешек кровати. Дейзи начала тыкаться в его ладони мокрым кожаным носом: погладь! – Хорошо, – Эн отложила книжку и серьезно посмотрела на отца. – Папочка, скажи, а что случилось с нашими соседями? С семьей Хорнов? – Ты из-за этого весь вечер такая странная? – Папа беспомощно улыбнулся, снимая очки и вертя их в руках. – Где ты услышала о них? – Ну что ты, – снисходительно улыбнулась девочка. Папа такой большой, а стольких вещей не знает! – О них весь город шепчется. В нашем классе девочки спрашивали об этой семье и сказали мне, что они ненормальные. – Люди горазды придумывать ерунду, – папа нахмурился. Эн видела его таким сердитым только однажды, когда он нашел сбитую машиной белку. – С семьей Хорнов все в порядке. Единственное, что с ними не так, – они выглядят несколько странновато на наш взгляд. В остальном они обычные люди. – То есть если я захочу поиграть с Паем Хорном, мне можно будет это сделать? – невинно улыбаясь, спросила Эн. – Та-ак. Откуда ты знаешь, как зовут их сына? – папа, снисходительно улыбаясь, посмотрел на дочь. – Ты слышала наш разговор с доктором Уолкотом, да? Тебе стало жаль бедного мальчика? Энис закивала, залившись румянцем. Она надеялась, что, если папа разрешит им играть вместе, не нужно будет хранить в тайне ее знакомство с Паем и прятаться ото всех. У нее еще никогда не было тайн от папы – во всяком случае, таких больших и важных тайн, а не припрятанных конфет или чужой игрушки, взятой на время. Хорошо, что папа большой и добрый и не будет ругать ее за подслушивание, тем более, что она не специально. – Милая, я бы хотел, чтобы вы с Паем подружились. Он хороший мальчик, – вздохнул папа, надевая очки и приглаживая волосы рукой. – Однако доктор Уолкот не одобрит этого, и родители Пая, наверное, тоже. А подслушивать нехорошо, запомни, пожалуйста. Представляешь, что сказала бы тебе тетя Элен? – Папочка, – Эн потупилась. Она решилась задать еще один вопрос, который, вообще-то, стоило бы задать когда-нибудь потом. Воспитанная девочка почти восьми лет, как догадывалась Эн, такие вопросы отцу не задает. Однако ей не терпелось узнать, может ли такое вообще быть. – Папочка, а правда, что все вокруг нас непрерывно… качается? Профессор было заулыбался, но через пару мгновений посерьезнел и задумался. – Видишь ли, милая… Если это шутка и ты имеешь в виду, не качается ли непрерывно стол так, чтобы мы могли это видеть, то нет. Однако вся материя, все частицы имеют волновые свойства, они колеблются. Как волна на озере, как струна у пианино. И мы тоже, только этого не видно, очень уж маленькая получается волна. Подробнее я не смогу рассказать, пока ты не прочитаешь несколько книг. А где ты услышала об этом? – Где-то в школе, кажется. Я и не думала, что это может быть правдой, – Эн в самом деле очень удивилась, узнав, что все вокруг двигается. Выходит, Пай не только заколдованный, но и в самом деле волшебник. И видит то, чего не видят остальные, даже папа. – Когда ты немного научишься математике, я смогу рассказать тебе больше. Доброй ночи. – Папа поцеловал дочь в макушку и вышел. Весь следующий день Энис не находила себе места. Она ждала вечера, и ни один урок не казался ей настолько увлекательным, чтобы забыть о Пае, о волшебном мальчике, который умеет ходить сквозь стены. Может быть, он умеет еще что-нибудь? Видеть сквозь стены, или смотреть внутрь звезд, или превращать обычную траву в розы? Наверное, ему в самом деле очень одиноко среди взрослых, раз он не обрадовался ее приглашению поиграть вместе. Взрослые вообще мало что понимают в играх, ну, кроме папы, конечно. Им бы состроить серьезное лицо и заниматься чем-нибудь дельным или, как говорит тетя, социально полезным. Но что может быть дельнее или полезнее прогулки на свежем воздухе, когда голова уже не понимает, что говорит учитель у доски, а ноги вот-вот сорвутся и убегут домой, не дожидаясь автобуса? Эн гораздо больше нравилось гулять с собакой, чем сидеть за школьными партами. Раньше она очень любила читать, но здесь, на Земле, намного интереснее было самой познавать бесконечный простор планеты, чем читать о том, как кто-то уже делал это. Прибежав домой и поздоровавшись с папой и тетей, Энис проглотила обед и, впопыхах переодевшись, побежала в сад с Дейзи. Тетя Элен поначалу ворчала, что Эн приходит с прогулок совершенно грязная, как мальчишка, и что стоило бы поберечь одежду, но папа как-то сказал, что пара налипших листьев – это еще не грязь, а детство для того и создано, чтобы бегать и прыгать, а не чинно сидеть на скамейке, будто кукла. Эн мысленно показала тете язык, увидев, как та поджала губы, но ворчание из-за листьев на пальто и грязи на ботинках с тех пор прекратилось. Эн, в свою очередь, всегда надевала на прогулку одежду покрепче и потемнее, чтобы было не жалко испортить новую и нарядную вещь следами от травяного сока или ягод, отчистить которые было куда трудней, чем расползавшуюся по всему дому шерсть Дейзи. Пай уже был возле изгороди, хотя назначенное девочкой время еще не наступило. Когда они с Дейзи подбежали к колючим кустам, на другой стороне зашуршало и снова как будто из ниоткуда появилась голубая пирамидка. Эн показалось, что глаза Пая как-то обвисли по сравнению с прошлым вечером, и цвет пирамидки был более бледным. – Привет, – поздоровалась она. – Как ты? Все хорошо? Дейзи снова попыталась радостно потереться о Пая, вернее, о грань пирамидки. Пай отступил от нее на шаг, как будто скользнул в сторону – ног у него не было видно. – Привет, – пропел мальчик. Казалось, что и его голос утратил звонкость. – Все не хорошо, но когда-нибудь будет, так говорит папа. А сейчас я еще и не знаю, что делать с этой… Дейзи, когда она подходит близко. – Это животное называется собака, – Эн засмеялась. Пай говорит по-взрослому, но не знает, что на свете бывают собаки, надо же. – Ее можно гладить. Давай я тебе покажу, дай руку. Она протянула к Паю ладонь и едва не отстранилась, когда с ее рукой соприкоснулось голубое щупальце. На ощупь оно было теплым, как человеческая рука, но какой-то части Эн хотелось закричать и убежать подальше. – Вот, смотри, собаку гладят вот так, – она положила щупальце Пая на голову Дейзи, между ушами, и, слегка нажав, пару раз провела по шерсти. – Теплая… – мальчик, даже когда Эн убрала руку, продолжал гладить золотистую шерсть. – Кажется, ей нравится. Ой, мокро! Дейзи надоело просто стоять, и она потыкалась мордой в ладонь – или щупальце – Пая. Эн услышала звук, будто зазвенел колокольчик, и поняла, что Пай так смеется. Они попробовали несколько разных игр. Паю понравилось играть с Дейзи, например, бросать ей палочку – Эн казалось, что это из-за того, что ему понравилось гладить собаку, а делать это просто так, вне игры, он стеснялся. Они играли в мяч, и Эн было не по себе, когда из пирамидки вырастали щупальца и кидали мяч ей. Они бегали наперегонки, и мальчик-домосед Пай неожиданно для Эн выигрывал у нее половину забегов. С прятками получилось неудобно. Поначалу Пай не очень хорошо понял суть игры и прятался так же, как проходил сквозь стены, – у Эн совершенно не было шансов его найти. Затем, когда она объяснила, как правильно прятаться, оказалось, что с Дейзи игра в прятки превращается в «прятки для Дейзи». Во всяком случае, собаке очень понравилось находить хозяйку и нового товарища по играм, и после «я иду искать» она неслась к прячущемуся игроку, гавкая и отчаянно махая хвостом. – Уже темнеет, – Эн увидела, что в окнах ее дома зажегся свет. Наверняка тетя Элен уже заварила свежий чай с чабрецом и ждет возвращения племянницы. – Ага, – Пай, развеселившийся во время игры, как будто немного съежился. – Наверное, мне пора. Хорошо, что меня не будут искать. – Почему не будут? – Родители не слишком-то интересуются тем, что я делаю, – один глаз Пая закачался на проволочке. – Мне кажется, они предпочитают узнавать об этом у докторов и учителей, а не у меня. Вчера мы поссорились, и они решат, что я сижу где-нибудь с книжкой или приемником, и не будут меня искать. Им так спокойнее. – Ох, извини. Я не должна была спрашивать, – Эн огорчилась. Воспитанные девочки не задают неудобных вопросов, даже если им очень хочется. – Надеюсь, вы помиритесь и все будет хорошо. – Когда-нибудь все будет хорошо, – сказал Пай более низким голосом, как будто подражая отцу, и продолжил своим обычным тембром: – Мы встретимся завтра? – Да, конечно. Мне тоже не с кем играть здесь, кроме Дейзи, а девочки из школы редко приезжают в гости, – обрадовалась Эн. – Тебя точно не будут ругать? – Меня уже отругали, хоть и не за то, что я играю тут с тобой. Хуже уже не будет, – мрачно заключил Пай и, коротко попрощавшись, исчез. Они встретились на следующий день, и на следующий. Они условились встречаться каждый вечер и играли вместе, пока незаметно не наступили весенние каникулы. Эн нравилось общаться с Паем, ведь он не задавался, как мальчишки в школе, и к тому же подхватывал все ее игры. А главное, он и Дейзи нравились друг другу, и искренняя радость мальчика и собаки, словно теплая волна солнечного света, заливала Энис с ног до головы. К тому же оказалось, что мальчик уже довольно давно изучил окрестности, даже те, куда Эн еще не разрешали ходить одной, и девочка с интересом слушала о том, что находится вон за теми деревьями или за ближним холмом. Пай рассказывал ей о лисьей норе, за которой наблюдал пару недель, пока родители-лисы не забрали детенышей и не ушли, и о цветах, которые растут на поляне в ближайшей роще. О доме и семье он почти не говорил, только ресницы мальчика потерянно хлопали всякий раз, когда Эн рассказывала об очередном увлекательном приключении, пережитом ею с папой, например, когда они всей семьей ездили в столицу штата и ходили в большущий ботанический сад и парк аттракционов. – Меня никогда не водили в парк аттракционов, – заявил Пай в ответ. – Мне нельзя. Отец поставил качели на заднем дворе, но это, как я понимаю, совсем не то. Я слышал, как родители говорили о том, чтобы купить какой-нибудь совсем небольшой аттракцион, но мама сказала, что для одного ребенка целой карусели слишком много, и расплакалась. Правда, на фотографиях эти штуки не выглядят так уж впечатляюще. – Да ты что! – Эн от возмущения раскраснелась. – На них так дух захватывает, когда летишь вверх, а потом вниз или крутишься на карусели! И все вокруг визжат, а потом выходишь оттуда, тебя ноги не держат, и страшно, и хочется скорее повторить! Да даже на карусели для малышей, где просто лошадки крутятся по кругу, и то весело, даже взрослые катаются, я видела. Пай ничего не ответил, только немного задрожал, и Эн замолчала. Ей пришло в голову, что рассказывать Паю о прелестях каруселей было слишком жестоко, раз он даже не сможет попробовать прокатиться. Возможно, никогда. Это слово Эн не любила с тех пор, как потеряла маму. – Может, когда ты расколдуешься и станешь нормальным мальчиком, тебе разрешат покататься, – неуверенно предположила она. Пай отвернулся. – Я нормальный мальчик, просто вы меня видите не так, – дрожащим голосом пропел он. – А если я стану, как все, когда у меня уже будет борода до колен? – Пай… Дейзи подошла к Паю и потерлась мягким боком о ребро пирамидки. Пай продолжил говорить, гладя собаку. Казалось, близость животного успокаивает мальчика. – Я спрашивал, нельзя ли мне познакомиться с детьми наших соседей или людей из института, тех, кто знает о нас. Доктор Уолкот просто посмотрел на меня и ответил, что будет лучше оставить все как есть, а родители потом накричали на меня. А еще я слышал, как мама плакала и говорила отцу, что мы все – уроды. Кажется, ей тоже хотелось бы ходить по улицам, а не только сидеть в доме. – Пай вываливал слова на Эн, как будто она была первой, кому он это рассказывал. – К нам мало кто приходит, только из института. У родителей есть несколько приятелей и родственники, но они редко бывают, только на праздники, и к тому же им неуютно смотреть на пирамидку, параллелепипед и многогранник вместо людей. Отец говорил, что и звать никого в дом уже не хочется. – Ой, так твои родители тоже… – Эн застыдилась жалости в своем голосе, но вернуть слова назад было уже невозможно. – Они тоже не такие, как все? – Мы абсолютно такие же, как все, только в другом измерении. У мамы кудрявые волосы и она печет вкусные пироги, а папа работал менеджером, пока я не родился. Они обычные люди, и им было очень трудно, когда я родился таким из-за замыкания в родильной машине, – трели Пая стали напевнее, будто он рассказывал сказку. – Но они вместе с доктором Уолкотом решили, что будет лучше не отказаться от меня, а перейти в измерение, где они смогут видеть меня как есть. Брать меня за руку, а не за щупальце, и все такое. Видеть, что я человек. – Они так и не привыкли к жизни в другом измерении, им тяжело, – продолжил Пай, помолчав. – Они не могут пройти сквозь стены, потому что думают, что это невозможно – когда я рассказал отцу, он велел не забивать ему голову ерундой. Не знаю, что будет, когда я покажу ему, как это делаю. – Мне кажется, они неправы, – заявила Эн со всей уверенностью человека, верящего в справедливость. – Ты же не виноват, что родился таким. – Наверное. – Голубая пирамидка заколебалась, как всегда бывало, когда Пай был растерян. – Но я-то понятия не имею, чего лишился, чего я не пробовал. Зато в нашем измерении можно видеть многое, что не видите вы. Например, как себя чувствует человек. Обычно ты светишься розовым, и это красиво. Наши родственники серые или коричневые, или синие, и рядом с ними мне неприятно. А Дейзи сине-желтая, но это другой синий, тоже красивый. Доктор Уолкот раньше светился белым, но теперь все чаще – фиолетовым. А твой папа, он зеленый с коричневым, хороший цвет. – А на что я похожа? – этот вопрос давно волновал Энис. – Я тоже пирамидка? – Ты похожа на маленькое солнышко, на апельсин, – подумав ответил Пай. – На сияющий почти круглый многогранник, как большой желтый бриллиант, я такой в книжке видел. А взрослые все вытянутые, цилиндры, параллелепипеды, кубы… Когда я вырасту, наверное, тоже изменюсь и стану выглядеть для тебя по-другому. Эн радостно рассмеялась – здорово быть бриллиантом и маленьким солнышком, куда лучше, чем скучным цилиндром. – Наверное, очень тоскливо жить среди геометрических форм? – Ничуть! – Пай налился небесной голубизной и заговорил громче. – Если хорошо сосредоточиться и сощурить глаза, я вижу звезды – больше звезд, чем люди. И даже днем! Могу видеть штуки, из которых состоит все, даже мы с тобой. Вижу дырки между этими штуками и могу проскользнуть в них. Может быть, можно и еще что-нибудь делать. Только у меня тогда это случайно получилось, и я не знаю, что еще можно придумать. Эн подняла голову и прищурилась. Звезд, разумеется, никаких не было видно – только голубое небо и птицы в нем. Было обидно, что она даже представить не может, как видит мир Пай. Что там такого интересного в невидимых днем звездах или этих постоянно колеблющихся штуках, из которых все состоит? Вот цвета людей ей бы хотелось видеть – всегда можно понять, что за человек перед тобой, и не тратить время на то, чтобы подсказать ответ к задаче какому-нибудь Тому, который потом будет дразниться заучкой. Проходить сквозь стены, наверное, иногда хотелось бы, хоть это и нехорошо. Но если просто посмотреть на что-то, то, наверное, можно. Если Пай не расколдуется, он может научиться делать еще что-нибудь, а если расколдуется, у Эн будет товарищ по играм, с которым можно будет везде гулять. И так, и так выйдет хорошо, решила она. – А может, в книжках написано, что еще можно было бы делать, если видеть эти колеблющиеся штуки? – задумчиво спросила девочка. – У папы есть целый кабинет умных книжек, может, там что-нибудь найдется? Конечно, он не разрешает мне их брать, но ты мог бы заходить, брать по одной, а потом возвращать. Они все одинаковые, папа даже не заметит! – Это было бы нехорошо, – все три глаза Пая моргнули и закачались из стороны в сторону. – Профессор Каннингем добр ко мне и позволил бы читать свои книги, если бы в них можно было что-нибудь понять. Как он сказал, мне не хватит какого-то математического аппарата, чтобы понять хотя бы параграф в этих книжках и даже в учебниках физики для школы. Поэтому он учит меня математике и другим наукам, чтобы я в конце концов научился всему и смог рассказать, каким именно вижу мир. Когда придет время, он даст мне все свои книги. – Ну вот, – Эн стало немного обидно. – А мне папа книг не дает. Вернее, дал посмотреть как-то раз, но я в них ничегошеньки не поняла. – Мне кажется, если ты будешь хорошо учиться и у тебя тоже будет аппарат, твой папа позволит тебе читать все, что захочешь. – Пай вскинул щупальца, словно хотел ободряюще тронуть ее за плечо. Энис решила, что так оно и будет. Всю весну Эн старалась хорошо учиться. К несчастью, в школе мало преподавали из того, что нужно для математического аппарата. Она умела складывать и вычитать, но Пай уже сейчас умел больше – еще бы, его учил папа, а не какие-то там простые учителя. Эн хотела попросить папу позаниматься с ней, но не смогла бы объяснить, для чего ей нужно опережать школьную программу, поэтому она читала учебник дальше и просила Пая рассказывать ей о том, что они уже прошли с профессором Каннингемом. Пай не очень хорошо умел объяснять, зато неплохо запоминал объяснения других, и к концу весны Эн хорошо освоила умножение и деление. Прятать тетрадку и ручку в карман перед ежедневной прогулкой с Дейзи требовало усилий – ведь не объяснишь тете Элен, что захотелось позаниматься математикой на природе. Листы, исписанные Паем, Эн складывала в специально заведенную потайную папочку, получался как будто ее собственный учебник. Для того чтобы обмениваться сообщениями, дети придумали в случае необходимости класть маленькую водонепроницаемую капсулу с запиской среди кустов шиповника, если у кого-то из них не получится прийти на ежедневную встречу. Один раз капсулой воспользовалась Энис, у которой разболелось горло, еще пару раз – Пай, которого увозили на срочные обследования. Конечно, могло случиться и так, что у кого-то из них не получится выйти в сад и оставить капсулу, но пока что все выходило неплохо. На летних каникулах профессор Каннингем повез семью в путешествие по Штатам – всего на три недели, ведь образовательный процесс Пая не хотели прерывать надолго. 2 часть скачать одним файлом

@темы: Брэдбери, ФБ-2015

---

Хорошего вечера

А на самом деле все хорошо, стоило только разрешить себе расслабиться и забить на.
И просто отдыхать. И вот уже почти пустая электричка бежит , вызолоченная закатом. И играет какая-то приятная музыка, а впереди целых два дня ))

И шары опять летают. Красота же!

@темы: дыбр

---

нет таких букф

Каким-то хитровыебнутым способом оказалось, что кроме уже отсутствующих 2 коллег с понедельника в отпуске и еще одна. Как, почему и кто виноват, выяснять поздно.

В общем, я после этой недели еле живая. А это нас всеже было трое!
А останется двое.

Еду на дачу отсыпаться. А с понедельника по пятницу меня в мире живых онлайне не будет.
Или я буду раз в сутки тут материться. Не знаю.

В общем, всем хороших выходных и отлично отдохнуть. Особенно мне.

@темы: дыбр

---

Моя сова-покровитель

@темы: гадание

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

у меня все путем

Меня почти нет. Но это потому, что жизнь бьет ключем по голове. В целом хорошо, в частностях - трудно.
Лето проходит под символом семьи и наконец минимизации разборок с мужем, практически любомь-морковь, дай бог чтоб на долго. Так вот на это и работаю. И на работе, мать ее, работу офердофига.

А тем временем внезапно кончились и Замри и гори и Сшиватели. Всего по 10 -12 серий. Уже давно кончились. Еще в июле.

Так что я было приуныла, но вот тут наткнулась на весьма игтересный sense8. Я бы перевела не "Восьмое чувство", а "Чувство восьми".
Принимаю гомеопатически по пол серии в день. Потом, наверное, напишу подробно, как оно. Пока некогда. Но, Травалатор, ты должна его посмотреть!

Картынко, которое нефига не передает.

@темы: сериальчег

---

Прикорманю на память, спасибо Катрин

18.12.2014 в 13:04

Пишет  blue grass jay:

человек, который забыл Рэя Брэдбери
не понимаю, как я пропустила эту вещь
behold перевод на скорую руку

И я подумал: "А если бы исчезло всё, что он написал? Что, если бы все его позабыли?"

Я забываю вещи, и это меня пугает.

Я теряю слова, но хотя бы не забываю их сути. Я очень на это надеюсь. Если я вдруг забуду о сути вещей, я ведь этого не замечу. Как мне тогда узнать, забыл ли я о ней?

Это забавно, потому что у меня всегда была отличная память. Всё всегда было разложено там по полочкам. Иногда я думал, будто могу запомнить вещи, о которых ещё не знал. Запомнить будущее…

Не думаю, что есть какое-то специальное слово для этого. Для памяти о том, чего ещё не произошло. Вспоминать о вещах, которые ещё не произошли – это не то же самое, что пытаться отыскать в своей голове слово, которого там нет. Словно однажды кто-то пришёл и утащил его в темноту.

Когда я был моложе, мы жили в большом общем доме. Я тогда был студентом. У нас были именные полки в кухне, и собственные полки в холодильнике, на которых мы хранили яйца, сыр, йогурт, молоко – каждый своё. Я всегда был очень внимателен к тому, чтобы не взять ненароком чужого. Другие же не были такими… Ну вот. Я потерял слово. То, которое означает «старались подчиняться правилам». Другие люди в доме были… не такими, как я. Я мог подойти к холодильнику и обнаружить, что яиц на моей полке больше нет.

Я представляю небо, заполненное космическими кораблями: их так много, что они напоминают стаю саранчи – серебристый рой на фоне лиловой ночи.

Из моей комнаты исчезали и вещи. Обувь, например. Помню свои пропадающие ботинки. Или лучше сказать «пропавшие», потому что я не видел, как они исчезли. Ботинки не могут просто уйти. Их кто-то забрал. Так же, как мой большой словарь.

Тот же дом, тот же период времени. Я тогда подошёл к маленькой полке, висевшей в изголовье кровати (всё в моей комнате было недалеко от кровати – ведь комната-то была размером с небольшой шкаф. В который чудом уместили ещё и кровать). Я подошёл к полке, но словаря на ней не было – остался только прогал, который как раз бы смог заполнить исчезнувший словарь.

Вместе с книгой исчезли и все слова, которые в ней хранились. За следующий месяц я лишился радио, банки с кремом для бритья, стопки бумаги и коробки карандашей. И йогурта. И всех свечей – что я обнаружил только после того, как у нас внезапно отключили электричество.

Теперь я думаю о мальчике в новых теннисных туфлях, который верил, что может бежать вечно. Нет, это ни о чём мне не напоминает. Ничего не складывается. Сухой город, в котором вечно идёт дождь. Дорога через пустыню, на которой хорошие люди видят миражи. Динозавр-кинопродюсер. Мираж – дворец наслаждений хана Хубилая.

Всё не то...

Иногда, когда слова уходят, можно найти их, если подкрасться к ним с другой стороны. Скажем, я ищу слово – рассказываю об обитателях планеты Марс и понимаю, что не помню, как их называть. Также я понимаю, что пропавшее слово – это часть предложения или какого-то названия. «… Хроники». «Мой любимый …». Даже если после этого мозаика не складывается, я начинаю думать о сути этого слова. Маленькие зелёные человечки, или, может быть, высокие, темнокожие, нежные… Они были тёмными и золотоглазыми… и внезапно слово марсиане уже тут, ждёт меня, как старый друг, как возлюбленная в конце длинного дня.

Я переехал из того дома, когда пропало моё радио. Меня слишком беспокоило медленное исчезновение вещей, которые я считал неприкосновенными. Один за другим, вещь за вещью, предмет за предметом, слово за словом.

Когда мне исполнилось двенадцать, один старик рассказал мне историю, которую я никогда не забуду.
Бедняк оказался под вечер в лесу, и у него с собой не было молитвенника, чтобы прочесть вечернюю молитву. И он сказал: «Всевидящий Бог, у меня нет молитвенника, и я не знаю наизусть ни одной молитвы. Но тебе известны все они. Ты – Господь. И вот что я сделаю. Я буду читать алфавит, буква за буквой, а уж ты сложи их в слова.»

Некоторые вещи исчезают из моей головы, и это пугает меня. Икар! Не то чтобы я забыл все имена. Я помню Икара. Он подлетел слишком близко к солнцу. Но это того стоило – по крайней мере, в историях. Всегда стоить сделать ещё одну попытку, даже если ты потерпишь неудачу, даже если ты навсегда падёшь, подобно метеору. Лучше сгореть в темноте, вдохновив многих, лучше жить, чем сидеть во тьме, проклиная людей, которые одолжили у тебя свечу, да так и не вернули её.

Я терял и людей.

Это так странно. Я не теряю их на самом деле. Не в том смысле, в котором кто-то теряет родителей: в детстве, когда думаешь, что держишь маму за руку, а потом, в толпе, поднимаешь голову и видишь, что это не вовсе не твоя мама… или позже. Когда пытаешься найти слова на их похоронах - на кладбище, у памятников, или развевая их пепел над цветочным садом или морем.

Я хотел бы, чтобы мой пепел развеяли в библиотеке. Но тогда библиотекарям придётся прийти пораньше, чтобы успеть вымести меня оттуда прежде, чем придут первые посетители.

Я хотел бы, чтобы мой пепел развеяли в библиотеке. Или, если это возможно, на ярмарке. Ярмарке 1930-го года, где можно ездить на чёрном… чёрной…
Я потерял слово. Карусели? Американских горках? Та штука, на которой ты катаешься, чтобы снова стать молодым. Колесо обозрения. Точно. В город приезжает и другой карнавал, а вместе с ним – зло. «Как только я щёлкну пальцами…»

Шекспир.

Я помню о нём. Помню его имя и то, что он написал. Он в безопасности. Пока. Возможно, где-то есть люди, которые забыли Шекспира. Они говорят о нём, как о «парне, который написал «быть или не быть» - имея в виду, конечно, не фильм, в котором играет Джек Бенни, чьё настоящее имя – Бенджамин Кубельски, ну тот, что вырос в Уокигане, штат Иллинойс, в часе езды от Чикаго. Уокиган, Иллинойс, позже был увековечен как Зелёный Город, Иллинойс, в нескольких историях и книгах авторства того американского писателя, который переехал из Уокигана в Лос Анджелес. Ну конечно, тот самый человек, о котором я думаю. Я могу представить его, когда закрываю глаза.

Я смотрел на его фотографии на обложках его книг. На них он выглядел спокойным, и мудрым, и добрым.

Он написал историю о По, чтобы о По не забывали, о будущем, в котором сжигали книги и забыли о них, и в этой истории мы на Марсе, хотя с тем же успехом можем быть и в Уокигане, или Лос Анджелесе – как и критики, как и те, что уничтожают и забывают книги, как те, забирающие слова, все слова, и словари, и радио, полные слов, как те, кого провели по дому, а потом убили, одного за другим, орангутанг, колодец и маятник; ради всего святого, Монтрезор…

По. Я знаю По. И Монтрезора. И Бенджамина Кубельски, и его жену, Сэди Маркс, которая не имеет никакого отношения к братьям Маркс и которая выступала под именем Мэри Ливингстон. Все эти имена здесь, в моей голове.

Мне было двенадцать.

Я читал книги, я видел фильм, и когда я узнал, при какой температуре горят книги, я понял, что не должен этого забывать. Потому что люди должны помнить книги, если другие люди сжигают их или забывают о них. Мы приговариваем их к вечному пребыванию в нашей памяти. Ты станем ими. Мы станем авторами. Мы станем их книгами.

Простите, я что-то потерял. Словно тропинка, по которой я шёл, вдруг закончилась тупиком, и теперь я один, потерялся в лесу. Я здесь. И я не знаю, где оно – это здесь.

Ты должен выучить пьесу Шекспира; я буду представлять тебя «Титом Андроником». А ты, мой друг, можешь вызубрить новеллу Агаты Кристи, и тогда станешь «Убийством в Восточном экспрессе». Кто-то может выучить стихи Джона Уилмота, графа ротчестерского, а ты, кем бы ты ни был, тот, кто читает эти строки – выучи наизусть книгу Диккенса, и, когда я захочу узнать, что стало с Барнаби Раджем, я приду к тебе. И ты мне расскажешь.

И люди, сжигающие слов, люди, которые заберут книги с полок, пожарные и зеваки, те, кто боятся историй и слов, и снов, и Хэллоуина, и люди, на чьих телах вытатуированы истории, и «Мальчишки! Вы можете вырастить грибы у тебя на чердаке!» - пока твои слова, которые и есть люди, и дни, и моя жизнь, пока они живут, живёшь и ты, и ты имеешь значение, и ты меняешь мир… и я не могу вспомнить твоего имени.

Я выучил твои книги. Выжег их у себя в голове. На тот случай, если в город приедут пожарные.
Но я забыл, кто ты. Я жду, когда знание вернётся ко мне. Так же, как ждал словарь, и радио, и ботинки – а в итоге дождался только игрени.

Всё, что у меня осталось – пусто место в моей голове, на котором ты когда-то был.
И я даже в этом не уверен.

Я разговаривал с другом и спросил «Ты знаешь эти истории?» Я передал ему все слова, которые знал, те, что о монстрах, приходящих в дом, полный детей, те, что о продавце молний и злом карнавале, который пришёл за ним следом, и о Марсианах их павших городах из стекла и их прекрасных каналах. Я рассказал ему все, а он ответил, что никогда ни о чём таком не слышал. Что всех этих слов не существует.

И я беспокоюсь.

Я беспокоюсь о том, что хранил их. Как те люди в снегу в конце истории, которые ходят взад-вперёд, вспоминая, повторяя слова историй, делая их настоящими.

Я считаю, это вина Бога.

Я имею в виду: не стоит ожидать, что он помнит обо всём. Богу такое не под силу. Он слишком занят. Так что, может быть, иногда он поручает это другим. “Ты! Да, ты! Хочу, чтобы ты помнил все важные даты Столетней войны. А ты – ты помни об окапи. Ты помни о Джеке Бенни, который на самом деле Бенджамин Кубельски из Уокигана, штат Иллинойс.» А если забываешь вещи, которые Бог поручил тебе помнить – БАМ! Нет больше никаких окапи. Просто дырка в мироздании в форме окапи, прямо на полпути между антилопой и жирафом. Нет Джека Бенни. И Уокигана нет. Просто пустое место в твоей голове – там, где когда-то был человек или какая-то идея.

Не знаю.

Не знаю, где ещё мне искать. Потерял ли я писателя, как некогда потерял и словарь? Или того хуже? Господь поручил мне одно маленькое задание, а я всех подвёл, и из-за того, что я забыл его, он пропал с полок, из научных работ, и теперь существует только во снах…

Моих снах. Я ведь не знаю ничего о ваших снах. Может, вам не снится вельд, который был обоями, но съел двоих детей. Может, вы не знаете, что Марс – это Рай, где наши близкие ждут нас, чтобы ночью насытиться нашими останками. Вам не снится человек, которого арестовали за то, что он был пешеходом.

А мне всё это снится.

Если он и существовал, я потерял его. Его имя. Названия всех его книг, одно за другим. Потерял все истории.

И я боюсь, что схожу с ума, а не просто становлюсь старше.

Если я не справился с этим заданием, Боже, позволь мне сделать то, что я должен, и верни миру все эти истории.

Потому что если это сработает. Его снова будут помнить. Все они будут помнить его. Его имя однажды станет синонимом для всех маленьких американских городков, в которых празднуют Хэллоуин, когда опавшие листья испуганными птицами мечутся над дорожками, или для Марса. Или для любви. А моё имя будет забыто.

Я с радостью заплачу эту цену, если пустые места на полке моей памяти снова заполнятся - прежде, чем я уйду.
Господь, услышь мою молитву.
А… Б… В… Г… Д… Е…

The Man Who Forgot Ray Bradbury by Neil Gaiman

@темы: не моё, Брэдбери

---

Татьяна ))))

13.08.2015 в 15:37

Пишет  columnist:

@темы: не моё, позитив

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

в рабочий полдник

А ночной инсайд в теме обсуждения миди страницы эдак с 17й был неожиданно душевен и приятен. Уж и забыла, что можно забрести туда и укаваиться ненароком.

А вот это я просто нимагууууу!

запись создана: 12.08.2015 в 13:59

@темы: ФБ-2015

---

Миди Брэдбери. хорошие и вкусные

по "И грянул гром"

по "У нас всегда будет Париж" и "Электрическое тело пою"

@темы: Брэдбери, ФБ-2015

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

внезапно подсознание не спит

Я вчера на вконтактике на страничке Brand Bariman смотрела фотки и слушала интервью Бэримана и девушки, которая ккосплеила Розу!Момент. До конца не дослушала, прям сердце сжалось, когда она рассказывала, как провожали Доктора домой в Минск. Ну что вам рассказывать, добрая половина знает, каково это, прощаться с Доктором.

Коварно несу их фото тыц

И пост, едели кто интересуется Доктор Дайри про Старкон

Но это присказка. А сказка снилась мне после этого. Мне снилось, что мы играем ролевку не по Доктору, абстрактный зомбиапокалипсис, причем массовую и полевых условиях, приближкнным к боевым с большим количеством участвующего народа. Суть: отражать в катакомбых наступление плотоядных зомби. Инткресно, что будучи во главе этой вакханалии, Бэриман был в гражданском, в своей любимой оранжевой флиске, а не в образе Доктора. Но не поддаться искушению и не растрепать кэпу волосы было решительно не возможно. И я не устояла.

Проснулась с ощущением невероятной милоты и грусти, т.к. страшно скучаю по прекрасным людям, с которыми этим летом даже и не играю.

Всех люблю.

@темы: снилось мне, наблюдения за человеками, Доктор